Интерьер храм Григория Неокесарийского в Москве на Большой Поляне

Можно только представлять себе, каким был интерьер храм Григория Неокесарийского в те времена, когда он являлся «царским храмом». Безбожная, в прямом и переносном смысле, реквизиция оставила потомкам мало шансов увидеть первозданную красоту церкви. Только росписи сводов невозможно было реквизировать.

Открывает храм богато украшенный входной портал в нижнем ярусе колокольни. Его оформление — своего рода перекличка с растительным орнаментом изразцов на фасаде; здесь та же яркая, насыщенная цветовая гамма — красный, желтый, зеленый, синий своих исконных, природных оттенков. Этот портал — напоминание о том, что входим мы не в простой храм, а — в монарший.

Внешнее ощущение «малости» церкви Григория Неокесарийского несколько стушевывается, поглощенное симфонией красок. И лишь внутри по-настоящему понимаешь всю камерность сооружения. Низкий, тяжеловесный крестовый свод трапезной напоминает нам о древних архитектурных приемах, когда строить широкие помещения без внутренних опор еще не умели.

По правую и по левую руку — входы в приделы Григория Богослова и Боголюбской иконы Божией Матери. Зрительно они несколько «корректируют» замкнутость внутреннего объема в сторону его увеличения, однако не стоит забывать, что изначально этих приделов не существовало и трапезная казалась еще тесней. Впрочем, это вполне в старых традициях русского храмового зодчества — камерность, внутренняя замкнутость церкви более располагает к молитве, к размышлениям о вечном и о бренности земного существования...

Трапезная, кстати, имеет деталь, не характерную для обычных посадских храмов Москвы: ее второй этаж раскрывается во внутреннее пространство самого храма. Это уже особенность царских, а еще раньше — великокняжеских церквей: правящее семейство молилось отдельно от подданных, над ними.

С XVIII века во втором этаже трапезной располагался придел святого Тихона Амафунтского. С того же времени там сохраняется лепнина в стиле барокко.

Внутренний объем основного помещения невелик, что лишь подчеркивается его глухим сомкнутым сводом: как мы помним, барабаны пятиглавия — чисто декоративные. Впрочем, при взгляде изнутри двухсветовой бесстолпный четверик как бы «разрастается». Росписи увеличивают его вверх, им вторит динамичный, акцентированно вертикальный пятиярусный иконостас под самый сомкнутый свод, который тоже украшен росписью. Когда храм наполняется дневным светом, ощущение рождается величественное и какое-то поистине «дворцовое».