Архитектура Никольского Морского собора Санкт-Петербурга

Никольский Морской собор Санкт-Петербурга — удивительный памятник елизаветинского барокко. В любви к нему расписались многие историки искусства, художники и архитекторы. Так, Александр Николаевич Бенуа, с младенчества видевший Никольский собор из окна своего дома, вспоминал:

«Надо всем господствовала сверкающая золотыми куполами Никольская церковь. Она была одним из самых роскошных и самых внушительных среди петербургских храмов... В многоугольном плане его (собора. — Прим, ред.) стен, в кудрявых капителях, в бесчисленных херувимах, которые барахтаются в пухлых облаках над окнами и дверями, в узорчатых, частью позолоченных балконах, в лепном сиянии, окружающем среднее овальное окно, — выражено нечто радостное, все приглашает не столько к посту и покаянию, сколько к хвале Господа, к празднованию Его великих благодеяний. Я не уставал все эти подробности разглядывать, и, вероятно, от этого „интимного“ знакомства с чудесным произведением XVIII в. родилось мое восторженное отношение к искусству барокко».

Но, как мы выше уже уточняли, барокко Никольского собора — особое, елизаветинское. И это существенно.

Архитектурно Морской собор призван был высочайшим повелением ориентироваться на Успенский собор Астраханского кремля. Конечно, ориентация эта не означала копирования и касалась в основном лишь пятиглавия. Именно в нем, как мыслилось тогда, заключалась квинтэссенция русско-византийской храмоздательной традиции. Набожная императрица Елизавета Петровна всячески поддерживала распространение этой традиции, угасшей было при ее венценосном отце.

Известно, что она настаивала на пятиглавии и для Спасо-Преображенского собора, который строил П.А.Трезини (на его месте находится сейчас одноименный собор, возведенный уже в XIX веке по проекту В. П. Стасова), и для Князь-Владимирского собора (достроенного уже после ее смерти). Такое же указание она дала и Ф. Б. Растрелли, автору собора Смольного монастыря:

«Строить о пяти главах по древнему российскому обычаю»

писала государыня, опираясь в своих эстетических воззрениях главным образом на памятники нарышкинского барокко, импонировавшего ей, помимо прочего, еще и тем, что в его «культивировании» сыграли роль ее не столь давние предки.

Вот в этом-то пятиглавии, перешагнувшем из конца XVII столетия в середину XVIII века, во внимании к «доимперской» традиции и заключается основное отличие елизаветинского барокко от предшествовавшего ему петровского, в сущности своей гораздо более космополитичного.