Морской собор Петербурга строительство храма

^{На фото: Николо-Богоявленский собор на раскрашенной литографии Ф.В. Перро. 1841}

Строительные работы по возведению Морского собора Петербурга начались в конце весны — начале лета 1753 года. К 11 июня уже забили 471 сваю под фундамент, а к 7 июля — еще 790. Пора было совершать «официальную закладку» храма, для чего Морское ведомство решило призвать архиепископа Санкт-Петербургского Сильвестра.

Строительство Николо-Богоявленского собора в Петербурге двигалось быстро. К августу 1753 года уже было положено 700 погонных саженей (около 1 500 метров) цоколя, к концу лета 1754 года завершили кладку первого этажа, в течение осени того же года возвели второй. Тут дело застопорилось: ржевский купец Сила Еремеев, подрядившийся доставить базы из дикого камня для наружных колонн, не исполнил подряда к сроку, так как корабль его разбился в море.

Тем не менее в 1756 году начались работы по устройству кровли и глав храма. Здесь тоже не обошлось без затруднений. Для куполов требовались железные стропила, и Чевакинский лично отправился в Тулу, чтобы договориться с местными «железо-делателями». Но мастера от подряда отказывались, смущенные «огромностию» его. Тогда решено было исполнить работу поденщиной:

«купив нужное количество железа, по 60 коп. за пуд, у гг. Демидовых».

В итоге центральный купол доставили в Петербург летом 1757 года, а остальные — лишь в 1758 году. В следующем году их водрузили на свои места и приступили к золочению, оконченному к 1 августа 1760 года. На него пошло, согласно докладу архитектора, «9 388 р. 5 коп.». И такая цена, предложенная неким мастером Сарычевым, оказалась еще гораздо выгоднее предложенных ранее

«цен швейцарца Имгофа на 4045 руб. и рижского уроженца Брауншвейга на 2 686 руб.»!

Приняв это во внимание, Адмиралтейская коллегия постановила наградить «русского самородка». Ему выдали, сверх означенной в договоре суммы, 400 рублей.

Одновременно с Никольским храмом в Санкт-Петербурге возводилась и его колокольня. Строительство шло в 1756—1758 годах. Тогда же на колокольне установили и часы с курантами. Еще ранее, в 1755 году, когда стены храма только-только подвели под крышу, начались внутренние отделочные работы.

Эскизы иконостасов для верхнего и нижнего храмов создал сам Чевакинский и составил список необходимых образов. Писали их небезызвестные братья Колокольниковы, расписывавшие, в частности, придворные храмы и иные дворцовые помещения. Иконы для верхнего храма писал Федот Колокольников, для нижнего — Мина.

Что касается резных рам иконостасов, то их исполнила артель своих же — адмиралтейских — резчиков во главе с Игнатием Канаевым. В середине 1760 года иконостасы уже поставили и снабдили образами.

Освящение нижнего храма Морского собора Петербурга с центральным престолом во имя святителя Николая и придельным во имя Иоанна Предтечи совершилось 5 декабря 1760 года, то есть еще при жизни императрицы Елизаветы Петровны. Но до освящения верхнего, Богоявленского, храма (оно состоялось 20 июля 1762 года) монархиня не дожила. За столь короткий срок в государстве успели произойти большие перемены — началось и кончилось царствование Петра III, на престол взошла (но еще не была коронована) Екатерина II.

Она-то и возвысила статус новоосвященного храма, повелев именовать его Морским собором. Действительно, в ранге обычной приходской церкви Никольскому храму было «тесновато». Размерами и роскошеством убранства его мог затмить в то время лишь Петропавловский собор. А к тому же Екатерина, имевшая осмысленные имперские амбиции, положила поднять значение русского флота, пришедшего в упадок при ее предшественницах — Анне Иоанновне и Елизавете Петровне. И появление в Петербурге не просто нового приходского Никольского храма, но Морского собора было как нельзя более созвучно ее устремлениям.

Государыня сочла возможным лично присутствовать на освящении Богоявленского храма и левого нижнего (Димитриевского) придела. Освящал же храм архиепископ Санкт-Петербургский Вениамин, и это было едва ли не последнее деяние, которое он совершил в Петербурге.

Екатерина II не жаловала малороссов, к моменту ее воцарения фактически имевших монополию на высшие посты в церковной иерархии, и в конце июля 1762 года архиепископ Вениамин вынужденно (хотя как бы по собственному желанию) отправился в Казань. Отметим к слову, что, согласно сохранившимся воспоминаниям современников, он был:

«нравом чистосердечен, незлобив, строг с милостию, благочестив, к трудам звания своего охотен, щедр, наук и ученых людей любитель, в защищении своих подчиненных и прочих бедных старателен, обходителен, гостеприимен, во всем подлости не терпящий, — словом, всеми приличными сану его свойствами одарен».

И, таким образом, перемещение владыки явилось следствием именно екатерининской политики, а вовсе не каких-то его прегрешений.