Константин Тон - отец «русско-византийского стиля»

Константин Тон был необыкновенно плодовитым зодчим. Но не это самое главное. Самое главное заключается в том, что этот сын немецкого ремесленника-ювелира и воспитанник Петербургской Академии художеств, где в годы его учения преподавали «столпы» классицизма (таковым был и учитель Тона А. Воронихин, чьим главным творением стал совершенно «прозападнический» Казанский собор в Петербурге), в середине XIX века совершил попытку вернуть русской архитектуре национальную самобытность.

Выступив могильщиком классицизма, правившего бал на русской почве на протяжении нескольких десятилетий, Тон обратился к истокам — к византийским и древнерусским храмам как к образцу, на который следует равняться русским мастерам. Это его устремление счастливым образом совпало с утверждением новой государственной идеологии, сформулированной при Николае I в виде триады «самодержавие, православие, народность» и явным образом направленной против иноземных влияний.

Новое направление в архитектуре получило широкое распространение в стране. Во многом тому причиной было и милостивое благоволение, которое оказывал Константину Андреевичу Николай I.

Российский император не случайно поддерживал это направление в отечественном зодчестве. В зданиях, выстроенных по канонам русско-византийского стиля, он отчетливо видел рукотворное воплощение идей официального православия и линию прямой преемственности от Византии к России, что, безусловно, льстило ему как самодержцу огромной державы. Поэтому именно Тону в 1840-е годы было доверено возвести такие значимые для русской истории и культуры здания, как Большой Кремлевский дворец, Оружейная палата и храм Христа Спасителя.

Свое творческое кредо Тон, начиная с 1830-х годов, реализовал в массе построек, задавших новый — «русско-византийский» (он же — «псевдорусский») — стиль как «магистральный» стиль отечественного зодчества и в течение двух-трех десятилетий неузнаваемо изменивших российский архитектурный пейзаж. Были среди них храмы, были и светские здания. Некоторые — знаменитейшие: храм Христа Спасителя в Москве, Большой Кремлевский дворец и Оружейная палата в Московском Кремле, Екатерининский собор в Царском Селе и другие.

Храмов в творческом наследии Тона насчитывается все-таки больше, нежели гражданских построек. К ним зодчий имел особую приверженность. Более того. В 1838 году Константин Андреевич издал особый альбом «Проекты церквей, сочиненные архитектором его величества профессором архитектуры Императорской Академии художеств и членом иностранных академий Константином Тоном», дополненный в 1841 году и тогда же официально принятый как образец для всего русского храмового зодчества. По образцовым проектам Тона в ближайшие десятилетия были построены сотни церквей по всей России.

Имелся в этом альбоме и проект Благовещенского храма Конногвардейского полка, который возвели в 1844—1849 годах на Благовещенской площади (ныне площадь Труда) в Петербурге. Проект этот являлся апофеозом шатра, некогда запрещенного Патриархом Никоном, — главный шатер, украшенный килевидными кокошниками, здесь окружали четыре угловых шатра, размерами поменьше. Благовещенский храм, помимо необычной внешности, отличался богатейшим интерьером.

Советской эпохи эта церковь не пережила — в 1929 году большевики ее разрушили как не представляющую художественной ценности и мешающую трамвайному движению. Но в подмосковном Глебове сохранилась ее прямая «реплика», по сути уменьшенная копия — Казанский храм.

Конечно, не все российские зодчие принимали новые веяния в архитектуре, полагая их тяжеловесными, помпезными и эмоционально чересчур холодными. Что же касается простой публики, то острые на язык москвичи язвительно именовали храм Христа Спасителя «толстой купчихой». И все же заимствование византийских мотивов и стилистических приемов в сочетании с передовыми веяниями и национальными чертами в русской архитектуре становилось все более частым.

Архитектора Константина Андреевича Тона часто критиковали (как современники, так и последователи) за то, что внедренный им стиль был «русским» лишь номинально, что он отличался несвойственной национальному колориту сухостью и холодностью, излишней монументальностью вместо традиционной пластики. Говорили и о «николаевской вкусовщине» - что ж, приходится признать, что «тоновский» стиль, блиставший при императоре Николае I, действительно быстро пошел на спад после смерти императора.

Впрочем, упреки эти не в полной мере справедливы. Да, Тон был порой чересчур официален и «великодержавен», а его типовые проекты «наплодили» массу схожих построек... а впрочем, чего еще было ожидать в эпоху повального каменного строительства? С другой стороны: там, где Тон выступает не автором типового проекта, а производителем «штучной работы» (примеры тому - в Ельце, Боголюбове, Царском Селе, да тот же храм Христа Спасителя), он - безусловный архитектурный индивидуалист.

Кроме того, именно Тон на десятилетия определил развитие как культовой, так и гражданской архитектуры, открыв для своих последователей неисчерпаемый источник вдохновения в памятниках отечественного зодчества. Нелишне будет вспомнить, что до этого у нас почти безраздельно властвовали классицизм и ампир.