Патриарх Никон

Соловецкий, Кожеозерский, Онежский Крестный, Ферапонтов и Кирилло-Белозерский монастыри — со всеми этими северными обителями была в разные годы связана, вольно или невольно, жизнь Патриарха Никона.

Не будучи по рождению человеком северным, Патриарх Никон отдал Северу много и лет, и сил. Тридцати лет от роду он принял постриг в Анзерском скиту Соловецкого монастыря от преподобного Елеазара Анзерского. По нынешнему времени, тридцать лет — возраст первой молодости, однако в первой половине XVII века дело обстояло иначе. К прп. Елеазару пришел уже сложившийся, зрелый человек с десятилетним опытом священства в анамнезе.

Возможно, Никон так и остался бы белым попом Никитой, если бы не умерли один за другим трое его детей. В этом Никон, со свойственной ему почти болезненной чуткостью к знакам, увидел указание отречься от мира. Отрекаться от мира он решил — и это тоже многое говорит о его натуре — не в одной из уютных московских или подмосковных обителей, а на Соловках. И даже не в самом Соловецком монастыре, а в суровейшем Анзерском скиту.

Патриарх Никон на Анзере и Кожозере

Н. И. Костомаров пишет:

«Житие в Анзерском ските было трудное. Братия, которой было не более двенадцати человек, жила в отдельных избах, раскинутых по острову, и только в субботу вечером сходилась в церковь. Богослужение продолжалось целую ночь; сидя в церкви, братия выслушивала весь псалтырь; с наступлением дня совершалась литургия; потом все расходились по своим избам. Царь ежегодно давал в Анзерский скит „руги“ (царское жалованье хлебом и деньгами) по три четверти хлеба на брата, а рыбаки снабжали братию рыбою, в виде подаяния. Над всеми был начальный старец по имени Елеазар».

Елеазар поначалу принял Никона тепло. А тот взялся за плуг монашеского делания со всей своей энергией: «Вдаде себе великому посту и воздержанию, бе бо правило его зело велико, яко на кийждо дненощствие при церковном правиле и при кафизмех и канонех целой псалтирь прочитан, по тысяче поклонов творяше, сна же зело мало употребляше».

По прошествии нескольких лет прп. Елеазар взял иеромонаха Никона с собой в Москву «ради собрания милости» на строительство каменной церкви в Анзерском скиту. Денег монахи привезли из Москвы довольно, но они-то и стали причиной ссоры между учителем и учеником: Никон, опасаясь лихих людей, могущих ограбить скит, настаивал на скорейшем строительстве храма, тогда как Елеазар до поры до времени предпочитал сохранять полученную сумму в скитской ризнице.

Спор этот каждый из его участников воспринял через мистическую призму: Никону приснился сон о рассыпанных семенах, а прп. Елеазару привиделась во время богослужения черная змея, обвившаяся вокруг Никоновой шеи. В 1639 году Никон,
оставив Елеазара гневаться («даде старцу сему гневу место»), покинул Анзер. Именно тогда он чудом спасся от потопления на Кий-острове.

Достигнув «берега земли», Никон вынужден был скитаться, питаясь, буквально, подаянием. Милость ему оказала некая вдовица — и он впоследствии не забыл о том, как она поделилась с ним куском хлеба, дав ей и ее потомству «от всяких податей вечное ослабление».

Долго ли, коротко ли Никон достиг Кожеозерской (Кожеезерской) пустыни, которая и поныне считается самым труднодоступным монастырем в России. Новых насельников без вклада здесь не принимали, и Никону пришлось отдать за себя последнее свое достояние, две переписанные им книги — «полуустав и каноник».

Поступив в число кожеозерской братии, он поселился на уединенном острове, «поделие имяше рыбное ловление». Отшельничать долго ему не пришлось, так как вскоре умер игумен Кожеозерского монастыря, и монахи пригласили Никона быть своим настоятелем. Чем-то особенным должен был заслужить такое доверие пришелец — Патриарх Никон, как показывает его дальнейший путь, умел располагать к себе людей. Это не означает, что он искал почестей, его уход от мира был искренним и всецелым, но непросто укрыться от мира тому, кто столь ярок и самобытен. И вот, игуменством в Кожеозерском монастыре началось восхождение Никона к высотам церковной иерархии.

Покушение на Патриарха Никона

Следующий северный отрезок на пути Никона — его путешествие в Соловецкий монастырь в 1652 году за мощами святителя Филиппа.

В 1660 году, когда Никон, уже оставивший Патриарший престол (но продолжавший, однако, именоваться «Божией милостию Патриархом»), посвятил себя устроению основанных им монастырей — Иверского, Крестного и Воскресенского.

Живя на Кий-острове, Патриарх Никон не только распоряжался строительными работами, но сам, как о том свидетельствует Шушерин, принимал в них деятельное участие: «Строения многая сгрояше и о церковном строении прилежа и труждаяся сам с братиею, и прочими трудники, пришедшими с ним, и с тамошними земледельцы».

К кийскому периоду относится дело о несостоявшемся отравлении — или, лучше сказать, порче — Никона. Злоумышлял на него некий «черный дьяк» Феодосий, прибившийся к нему еще в Воскресенском монастыре. Доверие к себе он возбудил в Патриархе тем, что злословил митрополита Крутицкого Питирима, при котором жил прежде. Никон был раздражен на Питирима — тот, оставленный Патриархом при его уходе из Москвы «ведать Церковь», не сносился с ним ни по единому вопросу, а действовал «по государеву цареву указу», — и россказни Феодосия о митрополите упали на подготовленную почву.

В течение краткого времени Феодосий вошел в такую близость к Патриарху, что получил возможность лично подавать ему кушанье. Этого, судя по всему, ему и было надо, поскольку на Кий-острове его поймали за приготовлением «портежного состава». Схваченный, он показал, что его подослали к Никону «Крутицкой Питирим митрополит и Павел Чудовской архимандрит», посулив ему в случае успеха дела — то есть «изведения» Патриарха — «Великоновгородскую митрополию». Приготавливая Никону «смертную трутизну», Феодосий, по его собственным показаниям, «имал де я у него тайно власы из головы и из брады и из постели и из следов и из стелек и мыло, которым он мылился и то де ныне строил и хотел де его портить».

Возблагодарив Бога за избавление от «того злоковарственнаго умышления», Никон приказал заковать Феодосия и отправить в Москву на суд царев. Костомаров пишет:

«Феодосий со своими соумышленниками был в Москве подвергнут пытке; но темное дело осталось неразъясненным».

В Москве, напомним, в это время (февраль 1660 года) шел собор, положивший избрать другого Патриарха, и на Кий прибыл стольник Матвей Пушкин с поручением взять у Никона письменное благословение на это избрание. Никон обещал благословение дать — по возвращении в Москву. Однако, вернувшись с Кий-острова и водворившись в Ново-Иерусалимском монастыре, он нашел, что здесь ему чинят новые неудовольствия и козни, и не только не дал благословения, но повел дело к прямому противостоянию с государственной властью.

Опала Никона

Бодание Никона с древом государства Российского увенчалось закономерным результатом: в 1666 году его, поименованного теперь «монахом Никоном», сослали в Ферапонтов монастырь. Так начался последний северный этап в жизни опального Патриарха.

В Ферапонтовом монастыре Никон провел десять лет. В ссылке он поначалу продолжал «держать тон», отвечая царю на его просьбы о примирении, например, так: «Ты боишься греха, просишь у меня благословения, примирения, но я даром тебя не благословлю, не помирюсь; возврати из заточения, так прощу». Но вскоре скудное житье в двух каморках, «мрачных и закоптелых, еже и изрещи неудобно», сделало Никона несколько более податливым. Уже в сентябре 1667 года он написал Алексею Михайловичу умирительное письмо, где единственная протестная нота содержалась в подписи: «Смиренный Никон, милостию Божиею Патриарх».

Царь, будучи мягкосердечен, не поставил этого лыка в строку своему когдатошнему «собинному другу», и положение ссыльного не замедлило улучшиться. В начале 1668 года для него возвели новые кельи, за устройство которых он принялся с той же энергией, с какой прежде устраивал новые обители.

Другая туча нависла над относительно спокойным ферапонтовским бытованием Патриарха в конце 1668 года, когда приставленный к нему архимандрит Иосиф, желая выбраться из порядком надоевшего ему Ферапонтова монастыря, прибег к испытанному средству — доносу. Он заявил, что к Никону приходили «воровские люди» от Степана Разина, склоняли его уйти с собой, а он, де, говорил им, что «и ему от бояр тошно», и собирался обратиться к народу с жалобой на напрасное заточение.

В доносе Иосифа правда искусно мешалась с вымыслом («воровские люди» в Ферапонтово действительно приходили, однако Никон, по его собственным словам, «на ту их воровскую прелесть не поддался» — и тут ему можно верить), но в своих исканиях архимандрит не преуспел: царь ему не поверил, и Никон вскоре опять получил некоторое послабление.

А после двух кротких писем, написанных Патриархом царю в декабре 1671 года и в марте 1672 года, ему даже предоставили относительную свободу. Теперь он мог огородничать, совершать верховые поездки по окрестностям, удить на Бородаевском озере и принимать местных крестьян, которых он пользовал духовными наставлениями и лекарственными травами.

Париарх Никон и царь Федор Алексеевич

Так продолжалось до смерти Алексея Михайловича 29 января 1676 года. На престол взошел Федор Алексеевич, и его сродники по матери, питавшие застарелую вражду к Никону, восстановили юного царя против ссыльного Патриарха. Еще ранее Первосвятительскую кафедру занял митрополит Новогородский Иоаким, давний Никонов недоброжелатель. Все это уже в мае 1676 года сказалось на положении ферапонтовского узника: его перевели под строгий надзор в Кирилло-Белозерский монастырь — «для того что он жил в Ферапонтове монастыре своевольно в небрежении о душе своей».

В Кирилло-Белозерском монастыре Никона утеснили даже суровей, чем в первые месяцы ферапонтовской ссылки: из кельи его выпускали только в определенную ему для молитвы Евфимиевскую церковь, но и здесь за ним следили, чтобы «он стоял с молчанием и чтобы мятежу церковнаго от него не было».

Смерть Никона

Очутившись в таком положении, Никон начал стремительно терять силы. К 1681 году, когда ему позволено было вернуться в Новый Иерусалим, он уже тяжко болел. До Москвы Патриарх так и не добрался, скончавшись 17 августа 1681 года близ Ярославля.

Личности России.

Оправившись при новой династии Романовых от кровавого лихолетья Смутного времени, Россия оказалась перед выбором дальнейшего пути развития. Предстояло решить, влиться в семью других православных народов, развивая после гибели Византии концепцию «Москва - третий Рим» или остаться в рамках традиционной патриархальной Руси?

На этом историческом перепутье XVII века и столкнулись амбиции двух самых влиятельных людей России того времени: царя Алексея Михайловича и Патриарха Никона (в миру - Никиты Минова). Очарованный неординарной личностью, Алексей Михайлович предложил Никону остаться в Москве, способствовал его назначению на пост настоятеля Новоспасского монастыря (главной усыпальницы семьи Романовых).

В 1652 году, уступив настойчивым просьбам царя, которому нужен был свой человек для проведения давно назревшей реформы русской патриархальной церкви по образцу греческой, Никон становится патриархом и добивается у царя права одновременно с ним именоваться «государем всея Руси». Он последовательно реализует планы царя: вводит по греческому образцу троеперстное крещение вместо двуперстного, приказывает переписать и исправить церковные книги, меняет написание имени Иисус с двумя «и» вместо одного и вводит другие нововведения.

Одновременно Никон дерзнул выступить с идеей первенства церкви над царем: «...Как месяц имеет свет от солнца, так и царь имеет посвящение, помазание и венчание от архиерея...» Другими словами, не реформа волновала Никона, а утверждение сильной патриаршей власти по образцу власти папы римского.

Алексей Михайлович же не собирался делиться властью с патриархом. Он перестал участвовать в патриарших богослужениях в Успенском соборе Кремля, приглашать Никона на государственные приемы. Никон, затаив обиду, в 1658 году заявил о сложении патриарших обязанностей (с сохранением сана) и удалился в Ново-Иерусалимский Воскресенский монастырь, надеясь, что под давлением верующих царю придется упрашивать его вернуться на патриарший престол.

Но Алексей Михайлович пригласил в Москву Александрийского и Антиохийского патриархов, собрал Собор и устроил суд над Никоном. Восточные патриархи осудили Никона, благословив лишить его патриаршего сана и отправить в ссылку. Одновременно Собор поддержал церковную реформу Никона и предал анафеме всех ее противников, разделив тем самым русских верующих на многие столетия на «никониан» и старообрядцев.