Ансамбль Донского монастыря Москвы

Донской монастырь Москвы был основан в 1591 году в память об избавлении Москвы от нашествия крымских татар, обитель с течением времени превратилась в один из самых выразительных архитектурных ансамблей столицы, а на его кладбище находили последнее пристанище носители самых звучных аристократических фамилий.

Не бедна обитель и святынями: в Большом соборе хранится список конца XVI века с Донской иконы Божией Матери, именно перед нею молился царя Федор Иоаннович о спасении столицы от «нахождения иноплеменных варвар».

Малый собор (Старый собор), освященный в честь Донской иконы Божией Матери, был выстроен первым из всех зданий Донского монастыря, в 1593 году.

Малый собор интересен, в частности, тем, что это один из первых храмов с крещатым сводом. Изобретение такой конструкции сводов позволило отказаться от столпов и тем самым увеличить «полезную площадь» храма.

Именуют его Малым или Старым — в сравнении с более поздним внушительным по своим размерам Большим собором. Несмотря на то, что царь Федор Иоаннович повелел в свое время украсить храм «разными лепотами», убранство его не отличалось особым роскошеством. Образа были довольно скромные, вся утварь «не заключала в себе особенного богатства». Первоначально Малый собор имел квадратный в плане объем.

В памяти московских старожилов Малый собор остался как единственный действующий храм Донского монастыря; для богослужений его открыли вскоре после войны.

Заложенный в 1684 году по обету царевны Екатерины Алексеевны (старшей сестры Петра I), Большой собор Донского монастыря строился первоначально на средства казны и довольно споро. К 1686 году его возвели до глав, но затем строительство «по случаю Крымского похода и за умалением казны монастырской было остановлено». Освящение собора состоялось лишь в 1698 году.

Как и Малый собор с его крещатыми сводами, Большой собор в своем роде уникален для русского зодчества. Подобных храмов — когда к центральному объему, квадратному в плане, примыкают овальные башни, — в России очень мало. Наиболее характерно такое композиционное решение для храмов Украины. Там «пятибанные» (то есть пятибашенные) церкви — далеко не редкость. Собор, таким образом, отразил в своем архитектурном облике исторические реалии, а именно — недавнее принятие Малороссии под скипетр московского государя.

Внимание во внутреннем убранстве Большого собора привлекает резной иконостас, создававшийся в 1690-е годы. До 1922 года, когда большевики «с революционной беспощадностью» произвели реквизицию монастырских ценностей, многие иконы, как в иконостасе, так и в приделах, имели серебряные оклады. Оклады эти были особенными: их изготовили из серебра, похищенного в 1812 году французами и отбитого у них донскими казаками. В 1752 году на средства купца К. Замятина в соборе настлали пол из чугунных плит, сохранившийся до настоящего времени.

В крипте Большого собора устроен храм в честь Сретения Господня. Освященный 24 сентября 1712 года, он стал усыпальницей для многих представителей грузинской царской фамилии Багратиони. В частности, в нем была погребена царевна Дареджан, на средства которой и совершилось устроение храма.

Храм Архангела Михаила в Донском монастыре Москвы построен в 1714 году, чего никак не скажешь, глядя на ампирные черты церкви. И посвящение церковь имела другое — преподобному Евфимию Великому. Небольшой Евфимиевский храм с одностолпной трапезной был первоначально соединен с больничным корпусом.

В 1806—1809 годах Евфимиевский храм, обветшавший к тому времени, перестроили на средства князей Голицыных, после чего он — так желали заказчики — получил посвящение Архангелу Михаилу, поскольку в нем был погребен генерал-лейтенант Михаил Голицын.

Оба надвратных храма Донского монастыря — в честь Тихвинской иконы Божией Матери и во имя праведных Захарии и Елисаветы — сооружались в XVIII столетии. Первый, над северными воротами, построен в 1713—1714 годах и сочетает в себе черты нарышкинского и петровского барокко.

Что касается церкви Захарии и Елисаветы, то она была обустроена и освящена в 1755 году в нижнем ярусе колокольни, возведенной над главными (западными) воротами по проекту А. П. Евлашева. Как и Тихвинский храм, колокольня с церковью Захарии и Елисаветы является характерным образцом барокко — но уже не нарышкинского или петровского, а елизаветинского.

Посвящение надвратного храма, устроенного в 1755 году в нижнем ярусе колокольни, неслучайно: праведная Елисавета — тезоименитая святая императрицы Елизаветы Петровны.

^{На фото: Покои настоятеля. Второй этаж здание получило не сразу, а спустя тридцать лет после постройки. Во втором этаже этого дома близ северных монастырских ворот жил в 1922— 1925 годах святитель Тихон.}

Наиболее интересными памятниками «нехрамового» зодчества в Донском монастыре являются корпус братских келий и дом настоятеля.

Дом настоятеля, расположенный между Большим собором и северными монастырскими воротами, строидея также в XVIII столетии, в самой его середине. Первоначально он представлял собой одноэтажное каменное здание с деревянным мезонином. Главным украшением его интерьеров были богатые барочные росписи. К 1780 году настоятельский дом подрос на один этаж и в таком виде дошел до наших дней. В XX веке в здании находились коммунальные квартиры; с 1980-х годов здесь велась реставрация.

Интерес — не столько, впрочем, архитектурный — представляет и небольшой дом у северных ворот Донского монастыря. В комнатах его второго этажа в 1922—1925 годах жил Патриарх Тихон. Формально он в это время считался «свободным», но на деле был повязан по рукам и ногам. «Я ведь только считаюсь на свободе, — говорил он сам, — а ничего делать не могу: я посылаю архиерея на юг, а он попадает на север, посылаю на запад, а его привозят на восток...» Здесь же, в этом маленьком доме, 9 августа 1924 года был убит келейник святителя — Яков Анисимович Полозов. Очевидно, что три выстрела, оборвавшие его жизнь, предназначались Патриарху, поскольку все знали: в это время он остается в квартире один.

Патриарх глубоко переживал смерть Я. А. Полозова, одного из ближайших своих друзей и сотрудников, и повелел похоронить его у южной стены Малого собора Донского монастыря, а себя завещал похоронить с другой стороны стены, что и было потом — увы, слишком скоро — исполнено.

Ограда Донского монастыря, включающая в себя двенадцать башен, украшенных с изяществом и выдумкой, построена на вклад князя В. В. Голицына. Стилистически она близка ограде Новодевичьего монастыря, строившейся в это же время, на рубеже XVII—XVIII веков. К той поре угроза нападения врага на Москву уже миновала, благодаря каковому обстоятельству оборонительная функция монастырских стен умалена, а декоративная — напротив, «гипертрофирована».

В 1934 году ансамбль Донского монастыря занял Музей архитектуры Академии архитектуры СССР. Именно в это время, как, должно быть, помнит читатель, Москва расставалась с «историческим мусором» и «очагами мракобесия» — ценнейшими памятниками, которые мешали расширению улиц и вообще построению «города будущего».

В этих условиях сотрудники музея старались спасти хотя бы то, что возможно. Рассказывает Татьяна Гейдор, сотрудница Государственного музея архитектуры: «В период тотального уничтожения памятников архитектуры музей сосредоточил свою деятельность на их спасении. Там, где невозможно было спасти от разборки, производились подробные обмеры, снимались фрагменты архитектурного и живописного декора, размонтировалась скульптура. Все эти материалы были вывезены на территорию музея в Донском монастыре и явились основой фондовых коллекций... Уникальной для всей русской культуры XX века стала экспозиция архитектурных фрагментов памятников XVI—XIX веков, погибших в одночасье из-за политики господствующей власти: церквей Успения на Покровке и Николы „Большой Крест“, Красных ворот, Сухаревской башни, горельефов храма Христа Спасителя...»

По сию пору в Донском монастыре можно увидеть фрагменты зданий, утраченных Москвой (и не только Москвой; в обители «спаслись», например, останки Троицкого Макарьева монастыря из затопленного Калязина). Но посещение этого архитектурного некрополя, с его дверными порталами, которые никуда не ведут, и окнами, которые ни на что не глядят, требует определенного мужества.

Старое Донское кладбище, находящееся в пределах ограды Донского монастыря, представляет собой замечательный памятник. Уже в начале XIX столетия Н. М. Карамзин писал: «Не многие из тех, которые провели большую часть жизни в Москве, смотрят равнодушно на Донской монастырь: почти все приближаются к нему с умилением и слезами: ибо там главное кладбище дворянства и богатого купечества».

Вторит Карамзину Забелин: «Посетитель встретит здесь много знакомых имен, прославившихся на государственном, административном и литературном поприщах. Из писателей погребены в монастыре: кн. Я.П. Шаховской (1779), А.П. Сумароков (1777), М. М. Херасков (1807), Н. Н. Бантыш-Каменский (1816), В. Л. Пушкин (1830), И. И. Дмитриев (1837), П. Я. Чаадаев (1856) и некоторые другие. По богатству и великолепию надгробных памятников кладбище Донского монастыря — единственное в Москве... Притом памятники так разнообразны, что по ним можно проследить архитектурный вкус каждого времени, который более или менее отразился и в рисунке, и в украшениях каждого монумента. Гранит, мрамор, бронза, чугун принимали различные формы, смотря по тому, что признавалось в свое время изящным и более соответствующим назначению памятника».

В советские годы судьба некрополя складывалась непросто. С одной стороны — здесь перезахоранивали прах известных деятелей науки и искусства из разрушаемых некрополей, свозили сюда уникальные надгробия, спасая их от уничтожения. С другой — делались попытки разорить и самое Донское кладбище. Иногда за этими попытками стояла безбожная энергия новых жильцов (в монастыре находились коммунальные квартиры), иногда — злая воля властей.

Особенно беззащитен сделался некрополь после войны, когда его лишили музейного статуса и приписали к 1-му Московскому крематорию. Согласно описи, составленной в это время, ряд надгробий предполагалось удалить. К счастью, варварский замысел почти успели предотвратить. Сотрудники музея отстояли большинство предназначавшихся к сносу памятников, а вскоре некрополю вернули и музейный статус.